Кассандра протянула руку и коснулась тыльной стороны ладони старика.
– Он многое поставил на карту, господин Толбридж.
Сомкнув ладони, старик погрузился в задумчивость, затем посмотрел на часы.
– В пять минут вы, конечно, не уложились, но, судя по всему, оплачивать сегодняшнюю трапезу не вам, партнер.
До Джека не сразу дошло значение сказанного, и тут он вспомнил об их уговоре: если Джек не уговорит бывшего поверенного Терезы поговорить о ее деле менее чем за пять минут, то с него обед.
– То есть теперь мы можем спокойно пообщаться?
– Скажем так, – пояснил собеседник. – Тайну информации, доверенной клиентом юристу, еще никто не отменял, просто вы только что возведены в ранг помощника юриста по гражданскому иску «Тереза Буссори против Жерара Монтальво».
– В суде, которого не было, – проговорил Джек.
– И никогда не будет. Думаю, если вы готовы заплатить выкуп, то сейчас самое время поведать вам кое-какие факты.
– Жду с нетерпением, – проговорил Джек.
Попрощавшись после обеда с Кассандрой, Джек вернулся в офис Толбриджа. Контора располагалась в старом здании, походившем на уменьшенную версию знаменитого нью-йоркского «Флатирона» – треугольный отпечаток стопы, расположенный в нижней части крестообразного пересечения дорог. Адвокатская контора Генри Толбриджа располагалась на третьем этаже, и если сравнивать его с пирогом, то этот пирожок был щедро начинен всякой всячиной. Тут стояли стулья, но присесть было не на что, потому как на всех имеющихся поверхностях громоздились пухлые папки, растрепанные блокноты и юридическая литература. Тут стояли картотечные шкафы, но к ним было не подобраться, потому что от пола до потолка они были заставлены пыльными коробками, и некоторые даже перекрывали окна. Похоже, многие из них хранились здесь годами – надписи пожелтели от времени, а картон промялся под гнетом других коробок. Прогнувшиеся под собственной тяжестью коробки напоминали колонны улыбок, причем самые счастливые «лица» находились в самом низу.
– Дело Терезы наверняка где-то здесь, – проговорил Толбридж. – Ему всего семь лет.
– Всего? – переспросил Джек.
– Да. Я прибираюсь здесь раз в десять лет, даже если в этом нет необходимости.
Теперь Джеку стало понятно, почему за сорок с лишним лет практики Толбридж так и не обзавелся партнером. Это был настоящий хранитель древностей, в сравнении с которым Тео Найт выглядел завзятым аккуратистом.
– С чего предполагаете начать?
– Не представляю. Сперва надо позвонить секретарше. Не знаю, как это у нее выходит, но она всегда знает, что где хранится.
Толбридж обвел взглядом комнату в поисках телефона, зная, что среди всего этого беспорядка наверняка затерялся аппарат. Поняв, что затевать поиски бесполезно, он взял в руки мобильный. Разговор длился недолго, перемежаясь виноватым хмыканьем Толбриджа и прощальным «Я очень извиняюсь, Вирджиния». Затем адвокат убрал телефон и обратился к Джеку:
– Мы с Вирджинией работаем уже целую вечность, и всегда одно и то же. Разнесла меня в пух и прах за то, что беспокою ее в неурочное время, и через пять минут перезванивает с готовым ответом. Так что предлагаю немного подождать. Не откажетесь от хорошей сигары?
– Вообще-то я не большой их поклонник. – Еще один источник разочарования для кубинской бабушки мальчика-полукровки.
Толбридж раскурил сигару, израсходовав несколько спичек.
– Только не рассказывайте моему врачу.
Скоро комнату наполнили облака дыма, поскольку кондиционер в нерабочее время в здании отключался. Если бы вскоре не позвонила секретарша Толбриджа, то Джек еще месяц благоухал бы как ходячая «Монте-Кристо».
– А как это было? – проговорил Джек – Кому первому пришло в голову предложить мировую стоимостью в один доллар? Вам или Шарлин Райт?
Толбридж затянулся, и на его лице возникло блаженство искушенного курильщика.
– Вообще-то это была мысль Терезы.
– Она собиралась подавать в суд?
– Она обратилась ко мне, потому что хотела знать, на что она, как жертва, имеет право. Честно говоря, в основном Терезу интересовал уголовный процесс – будут ли ее информировать о ходе расследования и как не спустить преступление Монтальво с рук.
– Вы разговаривали о том, чтобы подать заявление в гражданский суд?
– Конечно же. Нет ничего предосудительного в том, что жертва насильника хочет заставить его заплатить компенсацию за злодеяние. Скажем, я подойду к вам и огрею вас по голове хоккейной клюшкой – вы скорее всего постараетесь меня засудить. Это не тот вариант, когда какой-нибудь оригинал подает в суд иск на миллион долларов за возмещение морального ущерба из-за того, что он не обнаружил приз в пачке с крекерами.
– Но Тереза, как стало ясно, попыталась фальсифицировать это право.
– Когда она предложила пойти на мировую и выставила иск в один доллар, мне казалось, что ее не в чем упрекнуть. Она хотела свести претензии на нет. Но адвокаты принялись накручивать прессу, едва только мы вышли из здания суда.
– Каким образом?
– Они решили все выставить так, будто бы обвинительница решила пустить пыль в глаза. Говорили, мы пошли на такое предложение только потому, что заранее знали: открытый суд этого не примет. И в таком духе…
– Каков был ваш ответ?
Толбридж внимательно посмотрел на неровно обгоревший кончик сигары, чиркнул спичкой.
– Поначалу мы ничего не предприняли. Мне казалось, что они сами роют себе яму, но вскоре я понял: эти ребята – настоящие знатоки своего дела.